Летом 1970 или 1971 года я был в двухнедельной школе по автоматизации физических экспериментов. Школу организовал и курировал Рижский университет. Мы жили в прекрасном курортном городке Сигулде около Риги, в здании школы-интерната, который не работал во время летних каникул. Лекции и семинары были в классах школы, а на экскурсии нас возили чуть ли не по всей Латвии. Причём делали это очень радушно и с видимым удовольствием. Ни о каких "оккупантах" тогда не было речи.
Традиционный латышский праздник летнего солнцестояния "Лиго" университет устроил для нас прямо в Сигулде, на большой зелёной поляне у живописной речки Гауи. Вечером после ужина в столовой школы (подавали традиционные латышские блюда - ой, лучше не надо вспоминать - одно сало!) нас пригласили на поляну. Там уже были расставлены по краям поляны столики, на них бочонки с пивом и подносы с закуской: большие куски чёрного хлеба и сыра, то и другое с тмином. Горели костры, а в одном из углов поляны расположился женский хор университета, девушки в традиционных костюмах сидели кружком.
ХХ Один из молодых преподавателей университета с микрофоном в руках вёл этот праздник, рассказывал о традиции искать вдвоём с девушкой цветок папоротника. Сначала намекал, что девушек из хора можно уводить по одной на поиски, потом стал говорить об этом прямым текстом. Но девушки так хорошо пели и выглядели такими красивыми, что никто не решался разрушить этот ансамбль. Подконец ведущий уже прямо взмолился со слезой в голосе: "Ну почему вы не уводите девушек, они ждут!" Кто-то первый смелый подошёл, пригласил, увёл.
Я тоже наметил себе подружку, она мне понравилась сразу каким-то очень милым спокойствием. Я подошёл, протянул ей руку, она легко так поднялась, и мы пошли с ней, молча улыбаясь друг другу. Я сказал ей, что латышский язык видимо придуман специально для женщин, мягкий и звучный, песенный. И попросил её просто что-то говорить по-латышски, неважно что, а я буду слушать. Но она была видимо от природы не говорунья, улыбалась моим словам, но отвечала коротко по-русски. Её и по-русски было приятно слушать, она говорила без акцента, но с такими напевными интонациями, что сразу можно было определить - она латышка. Я забыл, как её звали, кажется Ильза или Ильзе - мне её имя не понравилсь, что-то колючее, не соответствовало её облику.
Мы шли по тропинке вдоль речки, держась за руки. Светлая ночь, так хорошо кругом! Я остановил её, обнял и поцеловал. На мой поцелуй она ответила, даже одной рукой обняла меня за шею, но тут же слегка отстранилась. Дала понять, что на большее не надо рассчитывать.
Мы вышли на другую поляну, там около небольшого костерка сидела пара, мужчина и женщина. Рядом на матрасике спали их детишки, двое или трое, укрытые одним одеялом. Столько было покоя и земного счастья в этой картине, что мы остановились. Моя подружка сказала им несколько слов по-латышски, они ответили.
Мы прошли ещё немного, потом она сказала: "Давай вернёмся. Уже холодно, и скоро за нами придёт автобус". Мы пошли к нашей поляне. Когда подходили к ней, ещё раз поцеловались, я сказал "Спасибо", а она: "Спасибо тебе". Она пошла к своим девушкам, которые уже собирались уезжать, а я пошёл прямиком в интернат. Унося в душе праздник.
к оглавлению

Традиционный латышский праздник летнего солнцестояния "Лиго" университет устроил для нас прямо в Сигулде, на большой зелёной поляне у живописной речки Гауи. Вечером после ужина в столовой школы (подавали традиционные латышские блюда - ой, лучше не надо вспоминать - одно сало!) нас пригласили на поляну. Там уже были расставлены по краям поляны столики, на них бочонки с пивом и подносы с закуской: большие куски чёрного хлеба и сыра, то и другое с тмином. Горели костры, а в одном из углов поляны расположился женский хор университета, девушки в традиционных костюмах сидели кружком.
ХХ Один из молодых преподавателей университета с микрофоном в руках вёл этот праздник, рассказывал о традиции искать вдвоём с девушкой цветок папоротника. Сначала намекал, что девушек из хора можно уводить по одной на поиски, потом стал говорить об этом прямым текстом. Но девушки так хорошо пели и выглядели такими красивыми, что никто не решался разрушить этот ансамбль. Подконец ведущий уже прямо взмолился со слезой в голосе: "Ну почему вы не уводите девушек, они ждут!" Кто-то первый смелый подошёл, пригласил, увёл.
Я тоже наметил себе подружку, она мне понравилась сразу каким-то очень милым спокойствием. Я подошёл, протянул ей руку, она легко так поднялась, и мы пошли с ней, молча улыбаясь друг другу. Я сказал ей, что латышский язык видимо придуман специально для женщин, мягкий и звучный, песенный. И попросил её просто что-то говорить по-латышски, неважно что, а я буду слушать. Но она была видимо от природы не говорунья, улыбалась моим словам, но отвечала коротко по-русски. Её и по-русски было приятно слушать, она говорила без акцента, но с такими напевными интонациями, что сразу можно было определить - она латышка. Я забыл, как её звали, кажется Ильза или Ильзе - мне её имя не понравилсь, что-то колючее, не соответствовало её облику.
Мы шли по тропинке вдоль речки, держась за руки. Светлая ночь, так хорошо кругом! Я остановил её, обнял и поцеловал. На мой поцелуй она ответила, даже одной рукой обняла меня за шею, но тут же слегка отстранилась. Дала понять, что на большее не надо рассчитывать.
Мы вышли на другую поляну, там около небольшого костерка сидела пара, мужчина и женщина. Рядом на матрасике спали их детишки, двое или трое, укрытые одним одеялом. Столько было покоя и земного счастья в этой картине, что мы остановились. Моя подружка сказала им несколько слов по-латышски, они ответили.
Мы прошли ещё немного, потом она сказала: "Давай вернёмся. Уже холодно, и скоро за нами придёт автобус". Мы пошли к нашей поляне. Когда подходили к ней, ещё раз поцеловались, я сказал "Спасибо", а она: "Спасибо тебе". Она пошла к своим девушкам, которые уже собирались уезжать, а я пошёл прямиком в интернат. Унося в душе праздник.