![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Любви все возрасты покорны
Сегодня мне приснился странный сон. Будто моя жена жива, и рядом, но не замечает меня. Я знаю, что она влюблена в человека, с которым я лично не знаком, но знаю о нём, и испытываю к нему симпатию. Всё это немного тревожно и забавно. Я люблю её, и потому рад за неё, даже чуть-чуть ей завидую, видя, как ей хорошо. Меня нисколько не удивляет, что средний возраст сторон нашего "любовного треугольника" подкатывает к восьмидесяти. Любви все возрасты покорны.
В одном из моих предыдущих временных жилищ в Ашкелоне моими соседями была симпатичная пожилая пара Ани и Руди. Полная история их жизни займёт слишком много времени, поэтому я изложу её предельно кратко.
Аннушка родилась в Польше. Её отца в 1920 году повесили будённовцы, а его лавку разграбили и сожгли. Семье пришлось бежать в Германию. После прихода к власти нацистов в 1933 году им пришлось бежать вторично, на этот раз в Англию. Руди родился в Германии. При нацистах попал в концлагерь. В результате каких-то тайных переговоров нацистов с англичанами он в числе других заключённых был под видом британского подданного экстрадирован в Англию. Там они встретились с Аннушкой, и поженились. В 1939 году добились репатриации в Палестину, которая тогда была под британским мандатом. Работали в кибуце (израильском колхозе). Руди воевал в Войне за независимость Израиля в 1948 году. В начале 60-х годов они приехали в Ашкелон в новостроящийся район Афридар, получили для жилья бесплатно полдомика, и до самой пенсии проработали в озеленительном хозяйстве города.
Когда мы с дочкой Наташей поселились рядом с ними, любопытная Аннушка уже на второй день пришла знакомиться с новыми соседями. Наташка к тому времени закончила ульпан (курсы иврита) и уже смело болтала на иврите, а я с трудом понимал речь и почти совсем не говорил. Пока я строил свою первую вежливую фразу, переводя в уме с русского на иврит, Аннушка потеряла терпение и перешла на немецкий - может быть я на нём говорю? Я вспомнил какие-то пару слов со времён школы, она обрадовалась и затарахтела! Я замахал руками. Она перешла на английский. Я довольно связно ответил ей, что I speak a little, but not very well. Она перешла на французский. Боже мой, да она что, на всех языках мира говорит?! Я замотал головой. Она с комическим недоумением перешла на язык глухонемых. В конце-концов мы с ней приспособились говорить на диком языковом коктейле с преобладанием иврита и английского. Я понял одно - надо говорить не задумываясь. Какое слово выпадет на язык, то и выдавай без сомнения. Если у меня выскакивало ивритское слово, Аннушка автоматически переходила на иврит. Если английское, то на английский. Ей было всё равно на каком языке говорить, а меня она понимала в любом варианте. Слушая наши разговоры, Наташка со смеху валилась со стула, но это было уже неважно. Мы стали друг друга отлично понимать.
Каждое утро после завтрака Аннушка приходила ко мне в гости, и мы с ней заново рассказывали друг другу наши жития, потому что за ночь она всё забывала. У неё уже тогда было плохо с памятью. Обычно она начинала утро с вопроса: ты знаешь, сколько мне лет? Я отвечал: знаю, шестнадцать. Она радостно смеялась и говорила - нет, больше. "Неужели семнадцать?! - ужасался я - По виду не скажешь!" Так мы торговались, пока не доходили до двадцати. С этим она соглашалась.
Потихоньку наши разговоры стали захватывать широкий круг тем, возможно даже шире, чем следовало в нашем возрасте. Например, интимные отношения. И доигрались - однажды она меня спрашивает: ты знаешь, что такое "jealousy"? Я знал. "Так вот, мой Руди меня к тебе ревнует". Ну ни фига себе "любовный треугольник"! Руди 92 года, Аннушке 86, мне 70. Такой милый расклад возрастов.
Шутки шутками, а мы с Аннушкой уже начали всерьёз скучать друг по другу, если не виделись полдня. Но наш хозяин нашёл покупателя на свой дом, и не продлил с нами договор. Мы с Наташкой быстро отыскали себе другое жильё - к сожалению, в отдалённом районе. Наши встречи с Аннушкой стали редкими, и вскоре совсем прекратились. А сейчас Аннушка и Руди ז''ל.
В одном из моих предыдущих временных жилищ в Ашкелоне моими соседями была симпатичная пожилая пара Ани и Руди. Полная история их жизни займёт слишком много времени, поэтому я изложу её предельно кратко.
Аннушка родилась в Польше. Её отца в 1920 году повесили будённовцы, а его лавку разграбили и сожгли. Семье пришлось бежать в Германию. После прихода к власти нацистов в 1933 году им пришлось бежать вторично, на этот раз в Англию. Руди родился в Германии. При нацистах попал в концлагерь. В результате каких-то тайных переговоров нацистов с англичанами он в числе других заключённых был под видом британского подданного экстрадирован в Англию. Там они встретились с Аннушкой, и поженились. В 1939 году добились репатриации в Палестину, которая тогда была под британским мандатом. Работали в кибуце (израильском колхозе). Руди воевал в Войне за независимость Израиля в 1948 году. В начале 60-х годов они приехали в Ашкелон в новостроящийся район Афридар, получили для жилья бесплатно полдомика, и до самой пенсии проработали в озеленительном хозяйстве города.
Когда мы с дочкой Наташей поселились рядом с ними, любопытная Аннушка уже на второй день пришла знакомиться с новыми соседями. Наташка к тому времени закончила ульпан (курсы иврита) и уже смело болтала на иврите, а я с трудом понимал речь и почти совсем не говорил. Пока я строил свою первую вежливую фразу, переводя в уме с русского на иврит, Аннушка потеряла терпение и перешла на немецкий - может быть я на нём говорю? Я вспомнил какие-то пару слов со времён школы, она обрадовалась и затарахтела! Я замахал руками. Она перешла на английский. Я довольно связно ответил ей, что I speak a little, but not very well. Она перешла на французский. Боже мой, да она что, на всех языках мира говорит?! Я замотал головой. Она с комическим недоумением перешла на язык глухонемых. В конце-концов мы с ней приспособились говорить на диком языковом коктейле с преобладанием иврита и английского. Я понял одно - надо говорить не задумываясь. Какое слово выпадет на язык, то и выдавай без сомнения. Если у меня выскакивало ивритское слово, Аннушка автоматически переходила на иврит. Если английское, то на английский. Ей было всё равно на каком языке говорить, а меня она понимала в любом варианте. Слушая наши разговоры, Наташка со смеху валилась со стула, но это было уже неважно. Мы стали друг друга отлично понимать.
Каждое утро после завтрака Аннушка приходила ко мне в гости, и мы с ней заново рассказывали друг другу наши жития, потому что за ночь она всё забывала. У неё уже тогда было плохо с памятью. Обычно она начинала утро с вопроса: ты знаешь, сколько мне лет? Я отвечал: знаю, шестнадцать. Она радостно смеялась и говорила - нет, больше. "Неужели семнадцать?! - ужасался я - По виду не скажешь!" Так мы торговались, пока не доходили до двадцати. С этим она соглашалась.
Потихоньку наши разговоры стали захватывать широкий круг тем, возможно даже шире, чем следовало в нашем возрасте. Например, интимные отношения. И доигрались - однажды она меня спрашивает: ты знаешь, что такое "jealousy"? Я знал. "Так вот, мой Руди меня к тебе ревнует". Ну ни фига себе "любовный треугольник"! Руди 92 года, Аннушке 86, мне 70. Такой милый расклад возрастов.
Шутки шутками, а мы с Аннушкой уже начали всерьёз скучать друг по другу, если не виделись полдня. Но наш хозяин нашёл покупателя на свой дом, и не продлил с нами договор. Мы с Наташкой быстро отыскали себе другое жильё - к сожалению, в отдалённом районе. Наши встречи с Аннушкой стали редкими, и вскоре совсем прекратились. А сейчас Аннушка и Руди ז''ל.